Меланхолия, нашедшая на Михришах Султан этим утром, вытеснила из ее головы все приятные мысли и задумки, и погрузила девушку в несвойственное ее жизнерадостному характеру уныние. Подобные приступы хандры султанши зачастую случались внезапно и крайне редко, однако в такие моменты словно грозовая туча нависала над ней и над всеми, кто ее окружал. Улыбчивая и энергичная девушка становилась тихой и молчаливой, подолгу не желала выходить из своих покоев, отвергала увещевания родственников и слуг, а также больше раздражалась по каждому поводу. Вот и теперь Михришах сидела у окна, с безразличием на лице вглядываясь в небо. Летнее солнце светило ярко, но выйти на улицу и подставить лицо под его лучи совсем не хотелось. Душу накрыл мрак, а неприятные безосновательные мысли наполняли голову, как рой ядовитых пчел. Еще ранее султанша успела услышать перешептывание служанок, что "госпожа не с той ноги встала", но даже не стала утруждаться и одергивать их, погрузившись в полное безразличие, да и они были правы. "Так что пускай лишний раз ко мне не подходят сегодня", - решила девушка, вновь отмахиваясь от предложения верной Элмас-хатун принести завтрак. Обычно из такого состояния ее могли вывести маленькие радости жизни, которые большинству кажутся незначительными, но для Михришах имели большое значение.
- Разве что, сыграй какую-нибудь мелодию на виоле, - нехотя распорядилась султанша. Ей не хотелось просидеть весь день в унынии и грусти. Прекрасная игра Элмас на европейском инструменте всегда, даже в такие моменты, доставляла девушке удовольствие, и вскоре первые ноты донеслись до ушей султанши, немного приободряя ее своим звучанием. Удивительно, насколько музыка может скрашивать жизнь и настроение. Так, вслушиваясь в ненавязчивую мелодию, Михришах продолжала сидеть у окна, глубоко задумавшись о своей жизни, и понемногу грозовая туча над ее головой стала рассеиваться, а вскоре девушка даже поднялась с места, чтобы переодеться, наконец, из ночного платья. С помощью служанок она облачилась в бледно-лиловый наряд, а Ширин-хатун уложила ей волосы, увенчав их нехитрым украшением. Немного покрутившись у зеркала, Михришах еще больше приободрилась. Поблагодарив Элмас за прекрасную игру, она распорядилась накрыть завтрак, и вновь села у окна, однако теперь взгляд ее был другим - грусть не ушла, но все же притупилась, и юная султанша вновь могла видеть краски жизни. Иногда, когда печаль находила на нее, ей удавалось одергивать саму себя, а внутренний голос говорил, что ей не на что жаловаться, и что многим людям гораздо хуже, чем ей. В том числе, многим людям в этом дворце, что уж говорить про тех, кто живет далеко за его пределами, не знает, что такое есть досыта, а уж шелков и каменьев, которыми полнились сундуки султанш, за свою жизнь и не видел даже издалека. Но даже у кровных султанш было, о чем печалиться и переживать, особенно у тех, кто уже вошел в брачный возраст, и матери которых были донельзя амбициозны. К таким султаншам принадлежала и Михришах, а потому ее мысли и беззаботное существование отравлялись обещаниями Атийе Султан выдать ее вскоре за одного из сторонников ее власти. "Из этих пашей скоро песок посыплется, а она вздумала меня выдавать за такого замуж", - горько усмехнулась Михришах про себя, делая очередной глоток теплого травяного чая.
День прошел в нерадостных думах, но все же скрасился, когда в полдень султанша отправилась на верховую прогулку - недавно они со знатной венецианской донной обменялись подарками, и в ответ на отправленные султаншей украшения та прислала нежнейшие ткани для платьев и искусно выполненное дамское седло. Многие не одобряли нового увлечения Михришах, а некоторые и вовсе смотрели с осуждением, но она не была бы собой, если бы обращала на это внимание. В конце концов, она была султанской дочерью, и пользовалась преимуществами этого положения напропалую. Вернулась с прогулки она уже улыбаясь и дыша полной грудью, а плохие мысли отошли на дальний план. Ближе к вечеру Михришах отправилась в хаммам, а после занялась чтением на латыни - язык давался ей с каждым днем все легче, и девушка старалась отточить новое умение как можно скорее.
- Госпожа, там в гареме такое! - Ширин-хатун ворвалась в покои, подобно ветру, но все же не забыла о поклоне, после чего уставилась на Михришах своими большими глазами в ожидании позволения говорить.
- И что же? - вздохнула султанша, вновь опуская глаза на книгу. Наверняка очередная ссора наложниц.
- Эмине Султан устроила праздник на весь гарем, - с удивлением в тоне оповестила хатун. - Подарки раздает, а музыка играет так, что на другом конце дворца слышно!
Султанша подняла взгляд на служанку, осознавая сказанное. На другом конце дворца, судя по всему, слышно не было, ведь даже до Михришах в ее покоях никакая музыка не доносилась. И все же грозовая туча вновь начала простираться над головой девушки. Пребывая весь прошедший день в удрученном состоянии, она почувствовала досаду и нарастающее раздражение в связи с тем, что Эмине Султан устроила праздник вопреки указу ее матери. Атийе Султан в лице управляющей гаремом ясно дала понять, что сейчас не время для увеселений, пусть и в честь благой вести о беременности фаворитки Повелителя - впереди ждали приготовления к празднику в честь Шехзаде Мурада и его отбытие в санджак. Михришах прекрасно понимала, что дело тут вовсе не в отсутствии средств, но все же решительно поднялась с тахты, отложив книгу в сторону. Какое ужасное завершение ужасного дня. Ее мать - главная женщина этого дворца и именно она раздает здесь указы. Михришах захотелось взглянуть в глаза Эмине.
Когда один из евнухов оповестил о ее появлении, музыка тотчас стихла, а веселившиеся девушки тут же склонили головы. Было непривычно нарушать чье-то веселье, особенно когда Михришах зачастую сама являлась его частью, а иногда и инициатором, но только не сегодня. Пройдя в центр зала султанша подхватила сверкающую побрякушку из сундука, что держал на весу приближенный евнух второй хасеки.
- Скажи мне, Азиз-ага, что это здесь происходит? Какой большой праздник устроили, - обратилась Михришах к сподвижнику Эмине Султан, взор ее быстро пробежал по столам со сладостями и горсткам золота в руках рабынь. Окинув мнущегося в нерешительности евнуха презрительным взглядом, она бросила серьгу обратно в сундук, и обратилась к стоящей неподалеку хасеки.
- Ваш евнух совсем не желает разговаривать со мной. Может, вы дадите мне ответ, Эмине Султан? - она сделала несколько шагов по направлению к хасеки. - Почему же меня не пригласили? И своей валиде я тоже здесь не вижу.
Требовательным тоном султанша ясно дала понять всем присутствующим, а в особенности хасеки, что она не в настроении веселиться и шутить. Она прекрасно понимала, на что Эмине, как любимая женщина Падишаха и мать Шехзаде, имеет право, но не была намерена терпеть неуважение к своей матери и пренебрежение ее указами. Это бросало тень на нее, как на управляющую гаремом, такое своеволие, конфронтацию и откровенную грубость Михришах не могла потерпеть, будь Эмине хоть трижды любимой Повелителя.
Только сейчас Михришах заметила, что на празднике присутствуют и любимицы ее братьев, они стояли неподалеку от Эмине и, должно быть, чувствовали себя неловко.
- Гюльбеяз Султан, Джейлан-хатун, не ожидала вас здесь увидеть. Наслаждаетесь праздником?
Отредактировано Mihrisah Sultan (Суббота, 28 августа, 2021г. 19:12:22)