Вот уже почти как десять лет Юсуф живет в Бурсе, да не где-нибудь, а во дворце шехзаде Абдуллы, который стал ему настоящим другом. Может ли быть такое в самом деле, чтобы наследник престола был привязан к бею больше, чем к родным братьям? Если учесть, что любой из сыновей султана, придет час, вмиг из кровного брата обернется кровным же врагом, в этом даже нет ничего удивительного. Куда легче водить дружбу с человеком, который никогда не станет твоим соперником. От предательства или иной неприятности в общении с ним, конечно, никто не застрахован. Но в случае с Ташлыджалы шехзаде мог не беспокоиться об этом — бей искренне ценил его доверие и дорожил этой дружбой более, чем собственной жизнью.
Юсуф в назначенное накануне время вышел во дворцовый сад, густо засаженный кипарисами и акациями. Весеннее солнце щедро раскрасило их макушки золотыми пятнышками, которые играли меж листвы разными оттенками — то прячась в тени, то сверкая яркими вспышками. Ташлыджалы устроился под высоким деревом, слегка оперевшись о его ствол спиной.
Ожидание совсем не томило его. Напротив, он ощущал азартное волнение, предвкушение очередного маленького путешествия. Юсуф очень любил эти вылазки в Бурсу — стены дворца со временем начинали как будто давить своей тяжестью и серостью. В городе он чувствовал себя более свободным, и часто именно во время этих выходов бей черпал вдохновение для своих поэм, персонажам которых он порой придавал черты реальных людей, встреченных им в Бурсе.
— Шехзаде, — даже пользуясь особой благосклонностью наследника, не стоит забывать свое место и правила приличия, потому Ташлыджалы сделал несколько шагов навстречу и приветствовал своего господина как подобает. К тому же поблизости мог оказаться кто-нибудь из слуг или визирей, а бей не хотел навлечь на себя их недовольство и зависть. Десятки пашей мечтают заручиться таким же расположением шехзаде, которое он оказывает бею.
— Недолго, к тому же ожидание делает ожидаемое еще более приятным. Паша снова пытался предостеречь вас от «опрометчивой безрассудности»? — спросил Ташлыджалы, на последних словах пародируя манеру Халиля Паши, — Ставлю сотню акче, что в этой пламенной речи как минимум раз десять звучало слово «опасно». В чем-то он, пожалуй, и прав — по крайней мере следует всегда соблюдать осторожность. Но когда эта осторожность возводит каменные стены и затворяет двери на дюжину замков… Как по мне, это скорее признак душевной болезни, нежели здравого рассуждения.
Не то чтобы Ташлыджалы критиковал мнение визиря, до статуса которого ему еще расти. Он, как и шехзаде, уважал Халиля Пашу и понимал, что тот печется о благополучии османской династии в общем и шехзаде Абдуллы в частности. Просто он, как и многие зрелые люди, имеет склонность преувеличивать опасность, исходя при этом из самых лучших побуждений. Такие люди отвергают всякий риск, даже если он может быть оправдан и принесет полезные плоды.
Выйти в город в скромном одеянии и накидке, покрывающей голову, едва ли может быть по-настоящему небезопасно. Ходят же как-то люди по улицам точно в такой же одежде! Разумеется, уличных разбойников в городе достаточно, но ведь и янычары исправно патрулируют городские районы. Тем более что шехзаде и Юсуф вместе с ним обычно посещали оживленные рынки и площади, где и происходила большая часть жизни горожан. Эти места находились под особым контролем янычарских отрядов — разве что воры могли изловчиться промышлять здесь, а настоящие разбойники предпочитали куда более тихие и безлюдные улицы.

Юсуф в силу молодого возраста и довольно легкого нрава всецело поддерживал большинство идей шехзаде Абдуллы, в том числе ставший для них традиционным выход в город. Конечно, дела горожан не были секретом для чиновников, которые держали отчет перед наследником на регулярных собраниях визирей, но все же знать о жизни Бурсы со слов пашей совсем не то же самое, что наблюдать ее воочию. По мнению бея, Халиль Паша действительно преувеличивал опасность этих визитов. Во-первых, сам Юсуф имеет за плечами военную подготовку в янычарском оджаке и дать отпор разбойникам, коль скоро таковые преградят путь шехзаде, он сумеет. Во-вторых, их сопровождают двое молчаливых стражников, которые хоть и держатся на расстоянии, но глаз не спускают с наследника и бдительно глядят по сторонам. Но главное условие безопасной вылазки из дворца – сохранность тайны и инкогнито шехзаде. Только нескольким доверенным людям известно, когда он собирается посетить улицы города, так что вероятность, что во время прогулки случится неприятность, была сведена к самому минимуму.
Как и ожидалось, и как было не раз прежде, небольшая делегация шехзаде Абдуллы и Юсуфа беспрепятственно добралась до самого средоточия Бурсы, оживленного центра города, где разворачивалась, бурлила и клокотала насыщенная городская жизнь. Здесь было непривычно гулко и людно – несмотря на то, что во дворце тоже проживало немало людей, в отличие от запруженных улиц, коридоры резиденции шехзаде были почти всегда свободны, так как дворцовые обитатели каким-то образом равномерно распределялись по этажам и комнатам, выполняя каждый свою работу.
Особым ритуалом было посещение торговой площади, где особого внимания заслуживал пестрящий многоцветием и многовкусием бурсецкий базар. Обычно после визитов к лавочникам и торговцам не на штуку разыгрывался аппетит, ведь помимо тканей, всякого рода домашней живности и хозяйственной утвари, здесь продавали пряности и хлеб, ароматные лепешки и медовые сладости, при виде которых тотчас возникало желание подкрепиться. Благо, рассудительные харчевники развернули неподалеку свои таверны, где можно было отобедать, а заодно услышать, о чем толкуют в народе.
Не стоит думать, что для Юсуфа и самого шехзаде эти выходы в город были чем-то вроде развлечения и повода для праздности. Если со стороны и казалось, что молодые люди неспешно гуляют по улицам и заглядывают в различные лавки, на самом же деле они пристально наблюдали за происходящим и ловили каждое слово, а также сами справлялись о том, как идут дела. Могло быть, что визири что-то недоговорят или представят в лучшем свете, дабы не сердить шехзаде. Возможно, отчасти по этой причине многие паши категорически противились тому, чтобы наследник самолично осведомлялся о состоянии доверенных им сфер городской жизни.
В таверне в этот час было довольно людно, отовсюду доносились обрывки разговоров. Пока в них не было ничего интересного, Ташлыджалы мирно беседовал с шехзаде о насущных вопросах, тщательно подбирая слова, чтобы оные, даже если бы и долетели до досужих ушей, не выдали их тайну. Настроение вмиг изменилось, стоило какому-эфенди упомянуть имя султана Сулеймана всуе да еще в дурном свете. Шехзаде среагировал молниеносно, так что даже Юсуф не успел предупредить его об осторожности. Если позволить гневу затуманить разум, можно в самом деле нарваться на неприятности. Задача же бея была в том, чтобы предостеречь шехзаде Абдуллу от опрометчивых действий.
Ташлыджалы было выставил вперед руку, чтобы удержать его порыв. Было видно, что слова невежественного человека отозвались в душе наследника яростным негодованием. Однако он совладал с этими чувствами и без помощи Юсуфа, хотя бей не был уверен, что удастся быстро замять этот конфликт.
– Эфенди, будем же сохранять благоразумие, - кто-то должен был выступить дипломатом, чтобы из этой искры не распалился огонь. Вот уж чего точно не следовало делать шехзаде, даже если никто не догадывается, что это он, так это вступать в перепалку с горожанами. Особенно захмелевшими и радикально инакомыслящими.
– Наш султан – мудрый и рассудительный правитель империи, а не фанатичный поработитель. Не следует рассуждать о вещах, в которых вы не сведущи. Оставьте войну военачальникам и янычарам, и следите лучше за своими делами.
Юсуф привстал и взглянул на шехзаде, как бы предлагая уйти подобру-поздорову. Было понятно, что в народе есть недовольные внешней политикой падишаха, но угодить сразу всем не может ни один государь, каким бы справедливым он ни был.
Однако едва бей поднялся с места, как вслед за обсуждениями повелителя послышалась новая порция негодования бурсцев.
– Кто вы такие, чтобы угрожать нам и говорить замолчать? – выглянул из-за плеча первого оратора человек на вид лет тридцати, - Люди должны знать правду, мы хотим быть уверены в завтрашнем дне. Если султан не может обеспечить нам эту уверенность…
Он не успел договорить, так как в этот момент в дискуссию врезался еще один голос:
– И правда, султан Сулейман правит уже тридцать лет, а великих изменений мы не видим. Османская империя либо придет в упадок, либо место падишаха займет кто-то более амбициозный. Как вы считаете, кто из наследников достоин этого престола? – выступил вперед незнакомец, который оглядел всех присутствующих и продолжил, - Что скажете о нашем санджакбее, шехзаде Абдулле? Бурса – один из ближайших к столице эялетов, у шехзаде немало шансов первым прибыть в Стамбул. К тому же, он уже не юнец. В этом возрасте его отец уже как десять лет правил нами.
Из этой речи Юсуф понял, что люди жаждут, чтобы произошли какие-либо яркие, громкие события. Вроде нового похода или свержения падишаха с престола. При упоминании имени шехзаде он невольно взглянул на своего спутника. Знали бы эти косные языки, с кем они сейчас говорят…

В таверне запахло жареным — в обоих смыслах. В то время как на кухне поджаривался, покрываясь дымящейся корочкой, молодой барашек, в основном помещении чайханы разворачивался настоящий скандал. Ведущие фривольные политические разговоры горожане и не думали униматься — слов, довольно резких, но справедливых, которыми их удостоил шехзаде Абдулла и добавил от себя Юсуф, было недостаточно. Желая затушить вспыхнувшую искру получалось, напротив, разжечь еще больший костер, в который присутствующие не мешкая подкидывали все новых дров. Ташлыджалы видел, что шехзаде выходит из себя и сам, надо сказать, терял терпение, хотя обыкновенно хладнокровие не изменяло ему. Трудно молчать, когда подрывают авторитет падишаха и делают это без зазрения совести на глазах одного из его сыновей! Пусть люди не знают, что перед ними сам шехзаде, это нисколько не умаляет их вины. По меньшей мере, рассуждал бей, эти эфенди были неразумны. По большей — могли оказаться теми, кто намеренно распространял по городу гнусные слухи, от которых раздувалось не только недоверие к нынешнему султану и его приближенным, но и кошельки тех, кто бесстыдно распускал язык.
Юсуф понимал, что далеко не все визири и паши чисты на руку и всецело преданны своему правителю. Вокруг каждого из наследников уже давно сформировался круг их приверженцев, для которых все прочие шехзаде и члены династии представляли интерес ровно настолько, насколько это отвечало их целям и амбициям. Сам Ташлыджалы, принимая сторону шехзаде Абдуллы, не поворачивался спиной к падишаху и не желал вступать в коалицию против кого бы то ни было из его братьев. Перед ним стояла задача куда более трудная — радеть о благополучии шехзаде, не пятная при этом собственную совесть и не возвышаясь за счет унижения других. С другой стороны, бей был готов лечь костьми за шехзаде Абдуллу, если бы ему грозила смертельная опасность, в этом не было сомнений.
Возможно, после всего сказанного следовало бы немедленно ретироваться, но ни шехзаде, ни Юсуф не двигались с места. Ташлыджалы знал, что если шехзаде выйдет из себя — его уже будет не остановить, но позволить этим людям сеять в народе заблуждение тоже было никак нельзя. Как ни старался бей дипломатически сгладить острые углы и отстоять при этом честь династии, ничего не выходило.
– Будьте благоразумны! Вы живете в самой великой и могущественной империи, каждый день на своих столах имеете свежий хлеб и мясо, ваши дети могут посещать сыбьян*, а сами вы просиживаете дни в чайханах и рассуждаете, насколько хорошо наш падишах правит империей! – поддержал шехзаде Юсуф.
Однако внезапно разговоры смолкли, стоило напитку из стакана окропить лицо одного из самых дерзких ораторов. Тотчас последовало ответное действо — и шербет из другого стакана оказался на физиономии рядом стоящего. Владелец таверны предпринял тщетную попытку угомонить своих гостей, но сам попал под горячую руку. Кто-то накинулся сзади на самого Юсуфа, который перед этим ловко увернулся от летящей в его сторону тарелки с остатками трапезы. Оная и угодила аккурат в напавшего, который успел только ухватиться за плащ бея и стянуть с него капюшон. Таверна превратилась в поле битвы, в которой схлестнулись почитатели власти султана Сулеймана и его противники. Каждый словно почувствовал себя участником священной войны, вступив в эту схватку с полным самоотречением. Началась невообразимая толчея и суматоха, в которой бранные выкрики сопровождались смачными шлепками рук о чьи-то щеки и кулаков, целившихся прямо в глазницы. Юсуф как мог прикрывал собой шехзаде, чтобы ему не досталось какого-нибудь «угощения», совершенно не обращая внимания, что голова его с пышной медной шевелюрой, столь приметная его особенность, оказалась не покрыта. В сумятице бей не заметил, как через толпу жадных до громких слов и знатной драки людей пробирались трое, облаченные с головы до ног в темные одежды, скрывающие даже их лица за исключением одних лишь глаз...

*Начальная школа

Все произошло так стремительно, что Юсуф даже не сразу осознал случившееся и какое-то время продолжал как ни в чем ни бывало отбиваться от словно обезумевших людей, дабы защитить прежде всего шехзаде. Он старался не упускать его из виду в толпе, и подчас приходилось прямо-таки расталкивать самых неугомонных драчунов, чтобы поскорее закончить это действо и вернуться во дворец, пока им не досталось пары щедрых тумаков. За себя Ташлыджалы едва ли беспокоился — даже если на его лице вдруг возникнет красноречивое свидетельство знатной заварушки, до этого никому нет дела. А если кто и заметит, так это издержки его службы — оберегать наследника, при необходимости не только словом. Другое дело — сам шехзаде. Назавтра ему принимать совет визирей, и не дай Аллах кто-нибудь приметит, что вид у него буквально помятый, мгновенно разлетятся по дворцу и окрестностям, как стая напуганных птиц, нелепые слухи. Только Халиль-паша, должно быть, догадается, что шехзаде, ослушавшись его наставлений, попал в неприятность во время выхода в город. И будет увещевать его вновь с трехкратной силой.
Не успел Юсуф как следует подумать о возможных последствиях передряги, в которую они с шехзаде оказались вовлечены, как резкая боль где-то внизу под ребром вернула его в настоящий момент. Что-то остро полоснуло его, прошлось холодным лезвием по коже, оставляя после себя расходящуюся алую полоску, из которой сочилась, лихорадочно пульсируя, темная жидкость. Бей машинально приложил ладонь к алеющему прямо на глазах месту, почувствовав горячее тепло собственной крови.
Перед ним стоял шехзаде Абдулла — и это последнее, что Ташлыджалы помнил сознательно. И мысль, что с шехзаде все в порядке, и даже как будто его голос, вот только слов уже не разобрать. Вдруг все вокруг пришло в странное движение, и к горлу подступила неприятная тошнота. Ноги бея подкосились, но кто-то не дал ему упасть. Тело его обмякло, и все звуки смешались в один сплошной шум, что заглушал даже чей-то вскрик, донесшийся до слуха Юсуфа как будто сквозь толщу воды. Через несколько мгновений стих и этот шум, и померк свет, так что Ташлыджалы уже ничего не видел и не слышал.
Тем временем разгоряченные посетители таверны вдруг прекратили потасовку и умолкли, обеспокоенно переглядываясь друг с другом. Хозяин таверны склонился над Юсуфом, побелев от ужаса подобно первому снегу. Только несколько человек в черных плащах, почти полностью скрывающих их лица, замешкались перед выходом из таверны, стоя поодаль ото всех и оглядываясь на притихшую толпу, как будто желая удостовериться в чем-то.
Один из эфенди вдруг обратил на них внимание и, незаметно толкнув локтем стоящего с ним рядом, спросил того негромко, не знакомы ли ему эти люди. Тот отрицательно покачал головой и начал всматриваться в подозрительных незнакомцев. Они же, видно, заметив, что привлекли к себе внимание, поспешили покинуть заведение.
– Лекаря! Зовите лекаря! – доносилось с другой стороны, из той части комнаты, в которую перенесли истекающего кровью Юсуфа.
– Приведите Онура-эфенди, он как раз живет неподалеку отсюда, - выйдя из оцепенения изрек владелец таверны, знавший всех своих соседей и род их деятельности. Несколько человек отправились за лекарем Онуром, в дверях разминувшись со странными эфенди, которых раньше здесь никто не видел.
Едва прекратилась одна сутолока, как началась новая — теперь уже по поводу ранения Ташлыджалы. Присутствующие начали активно выдвигать предположения, кто мог решиться на такое, доходило даже до прямых обвинений друг друга, но начинать новую драку никто не осмеливался — кто знает, может быть, убийца действительно находится среди них.

Отредактировано Taslicali Yusuf Bey (Пятница, 15 октября, 2021г. 22:02:33)