- Ради всего святого, что там за шум весь этот день? Мы в Топкапы или на базаре у пристани?! – Хатидже раздраженно поднимает взгляд от тонкой работы золотого шитья, что украшало кроя кушака, который служанка устало повязывала поверх пестреющего вытканными тюльпанами верхнего халата, и окончательно отвлекается от мыслей что сегодня надеть.
На самом деле мысли не складывались воедино в ее голове с того самого момента как вызваны они были из санджака обратно в столицу и ,уложив последний сундук, Хатидже султан и все семейство шехзаде Селима двинулось в долги путь в Стамбул.
Сменяющиеся за окнами повозки виды навевали скуку, но одновременно с этим заставили женщину остаться наедине со своими мыслями, которые одолевали гречанку последние месяцы, заставляя наконец задуматься о том что на самом деле госпоже давно не давало покоя. Три долгих года миновали с того дня как повелитель отправился в Персию и хотя вести оттуда в основном были радостными, каждый прожитый порознь с шехзаде день неумолимо отдалял гарем от его повелителя. В тихой сытой Кютахье они словно и вовсе забыли о том каковыми были будни в столице, наполненные интригами, переживаниями и угрозами жизни – и по прошествии некоторого времени Хатидже и вовсе стало казаться что скандал с браком Хасана, оспа и бунт, все это было не совсем реальным, далеким, частью какого-то полузабытого сна или чего-то, что случилось вовсе не с уроженкой Лесбоса. Росли дети, менялись некоторые слуги, приходили письма с курьерами, навещали царственные сестры и племянницы, лето сменялось зимой, а жизнь их с Айбиге была сродни вдовьей. Разве что не могли они оставить дом по своему желанию, сталкиваясь с ограничениями в лице вездесущих евнухов, напоминавших об их статусе невольниц, но в остальном чем их жизнь отличалась от жизни любой другой свободной женщины?
И вот, наконец, известие о победе, о возвращение, миг неимоверного ликования и облегчения, смоченного слезами счастья, - и осознание того что это было сигналом к возвращению к старым порядкам, к Селиму, к борьбе. Короткая передышка длинною в три года прежде чем с новыми силами и при прежних исходных начать свое движение дальше пока жив повелитель.
Так что минуты одиночества Хатидже султан за время этой дороги остро невзлюбила, предпочитая сбегать от неизбежного за мелкими делами, хватаясь буквально за каждую представившуюся возможность занять свой ум и свои руки лишь бы не дать мыслям вновь сплотиться вокруг хрупкого пузыря, внутри которого мать старшего из отпрысков шехзаде, безмятежно прожила все это время. Столица же, белокаменные стены гарема, выглядывавшие из зелени окружавших Топкапы парков, и острые шпили минаретов, усеивавшие склоны холмов вокруг Золотого рога, давили на Хатидже еще сильнее, будто насмехаясь над ее тщетными попытками оставить все как есть, не замечая очевидной перемены и попытки наивно верить в то что все уже позади в самом сердце империи, за власть над которой платили кровью.
Вот и сегодня мать Джихангира лихорадочно бралась то за одно дело, то за другое; то посетила молитву в общем зале, то провела более часа на кухне, измываясь над несчастным поваром, что отвечал за супы, относительно предпочтений своего сына и маленькой дочери, которая плохо перенесла дорогу и маялась несварением. Сменила наряды уже три раза прежде чем заставить служанок извлечь со дна сундуков какие-то давно залежавшиеся кушаки чтобы при первом же шуме, доносившемся из соседних с ее комнатами покоев вновь отвлечься и потребовать от Газале объяснений.
- В соседние комнаты требует врач, - кратко объяснила служанка, неуверенно переминаясь с ноги на ногу и тем самым еще больше раздражая свою госпожу.
- Кто же такой неуклюжий у нас в соседях? – не унимаясь и не находя себе места поинтересовалась Хатидже, развязывая кушак и небрежно сбрасывая тот на диванные подушки.
Газале помедлила немного, явно оценивая возможный эффект ее слов и, наконец собравшись с силами при упоминании Всевышнего, кратко сообщила:
- Ее никто не знает, но я слышала .. слышала что она из Амасьи.
Лишь одна женщина могла прибыть в гарем из Амасьи и Хатидже ощутила как холодок пробежал по спине.
Женщина Хасана? За стеной?
Аллах, за что ей такие испытания?
- Разве? – и гречанка повела тонкой бровью, моментально теряя всякий интерес к тому, чем занималась еще несколько мгновений назад.
Хафисе с мечом на перевес, Абйбиге, яростно защищавшая их с детьми жизни, нерожденная еще тогда Хафса в чреве матери и брызги крови на лице ее шехзаде когда их, забившихся в подземном коридоре дворца, обнаружили наконец и спасли от бунтовщиков.
И вновь судьба фаворитки старшего близнеца переплеталась с женщинами младшего. И всякий раз они приносили либо дурное, либо .. еще хуже..
- Позволите? – Газале маячит за спиной своей госпожи, не смея поднять глаза и тем самым рассмотреть происходящее в комнате, в то время как Хатидже султан, облаченная в простой кафтан поверх платья, сдержанно замирает на пороге соседних покоев и словно хищная птица быстро находит взглядом единственное незнакомое женское лицо посреди роскошно обставленной гостиной.
- Мне кажется у вас что-то произошло и это «что-то» может разбудить мою дочь. Может позволите узнать что у вас стряслось?
