Три года это значительный срок.

Хафса жалась к матери, недоумевая почему незнакомый мужчина тянул к ней руки и с робкой надеждой просил его поцеловать. Девочке было невдомек, что этот незнакомец всего лишь ее отец и пока Джихангир смело бросался в обьятья Селима, с восхищением  принимая любую похвалу, его сестра, рожденная накануне начала похода, оставалась холодна к отцу.

За три года многое изменилось и, несмотря на то, что этого дня Хатидже султан ждала с замиранием сердца, ежедневно прося у Аллаха не только скорейшего возвращения повелителя и его армии с победой, но о том чтобы  уберечь ее любимого мужчину от ранений и смерти, султанша с замиранием сердца вынужден была признаться самой себе что чем дольше они находились в  разлуке,  тем больше беспокойства доставляла гречанке мысль о том, чтобы остаться с Селимом наедине.  Час встречи виделся благостным и знаменательным событием, но вот близость, обьятье, поцелуй - от этих  мыслей ее сердце наполнялось тревожностью и и Хатидже было хоть и стыдно, но необходимо было признаться самой себе в этом.  

Подобные мысли было сложно с кем-то разделить хотя гарем в столице и полнился такими же как она, жительницам гаремом других шехзаде, но с момента возвращения в Кютахью, волоокая госпожа оставалась один на один со своими тяжёлыми мыслями. Смешно было обратиться к кому-то по-дружески после треволнений прошлого визита в столицу и сложно было разделить это с Айбиге, чей огненный нрав мог вызвать негаданную реакцию.Даже верной Газале, неустанно следовавшей за свой госпожой по пятам и разделившей с ней многое за эти годы, она не могла полностью довериться опасаясь что внутри гарема прислуга поднимет ее на смех - да и какой был у рабыни вообще выбор? Ожидание было ее уделом на самом деле с самого первого дня, но стоит заметить что столь длительного Хатидже никогда не испытывала. Возможно можно было довериться валиде, но после того как ее нездоровье едва не стоило всесильной фаворитке жизни и лишь милостью Аллах и невероятным усилием воли Атийе султан постепенно начала возвращаться к активной жизни, старшая из женщин гарема старшего близнеца чувствовала неловкость беспокоить ту столь откровенно личным.

А потому..

Отгремели торжественные фанфары  и столица еще утопала в праздновании победы когда уроженка Лесбоса ощутила как волнение нарастало. Представлять час встречи и наконец пережить его это были две совершенно разные вещи и несмотря на некоторую неловкость, которая сковала всех присутствующих в первые минуты, затем, рассмотрев своего шехзаде ближе , Хатидже переполнили чувства. Он был жив, цел и рядом с ней. Их детям наконец вернули любящего, дорогого отца и несмотря на подробности, наполненные горем, потерями и пережитыми лишениями, о которых гречанке еще предстояло узнать во время долгих тихих разговоров после, война наконец была окончена. Они все возвращались к нормальной жизни, а это значило .. Значило неизбежную встречи один на один, от мысли о которой у госпожи с Лесбоса начинали подгибаться коленки.

- Мой шехзаде, - брюнетка зарделась, чувствуя как спонтанный румянец залили бледные щеки и она, словно юная 16-летнее девчонка, смущенно улыбнулась. Она уже успела позабыть какими были объятья любимого мужчины как и  его поцелуи и это старое чувство, поднявшееся из глубины женского сердца, всколыхнули подзабытое ощущение эйфории, которое Хатидже испытывала всякий раз когда они оставались вместе.

- Как ты спал? Как день? Всего ли тебе было достаточно? Мне показалось что всего мало, что слуги нерасторопны, что ты устал, а комфорт и роскошь давят на тебя, но возможно, - и в карих  глазах блеснул теплый огонек прежней привязанности, слегка поугасший за время похода, - что я немного перестаралась..

У столицы были свои разговоры, а у относительно далекой Кютахьи  свои заботы. Они отбывали туда победителями, ощущая как благословение наконец опускалось на их головы: миновала черная рука оспы, мятежа, недовольства повелителя. Они снова возвращались в санджак вовсе ничего и не случилось, не считая того что полетели нескончаемым потоком письма между укутанным черноморскими туманами Трабзоном, блистательной столицей и гордой Кютахьей когда Хатидже взялась за дело; задвигались, затрещали колесики в механизме когда госпожа вновь подняла голову и на ее руках оказалось уже целое семейство. Но  глупо было бы полагать что все осталось как прежде, так, как было в благословенные первые годы когда не случалась еще беды и  страсть шехзаде Хасана к свободной женщине была его личной тайной.

Гречанка улыбается, пододвигается ближе привыкая к его аромату и присутствую рядом, к касаниям, звуку голоса и даже тому как он есть. Рука несмело тянется за чашкой, полной сладкого шербета, но есть не хочется от волнения. Во рту пересохло, а мысли исчезают словно тот самый туман по утру – о чем с ним говорить? В ее безупречно встроенной за три года похода жизни поставлена точка и в обратный путь они тронутся с Селимом, бразды правления тихо, но твёрдо  перейдут вновь в мужские руки. И если султанша и успела привыкнуть к новому порядку вещей, то вот он тот момент когда Хатидже следовало сдаться без боя, возвращаясь на свое место по одну сторону от шехзаде, но на шаг назад позади него.

Хатидже плохо помнила те годы когда была свободным человеком, не запертым в гареме, так что вдохнув воздуха свободы и получив возможность управлять хотя бы чем-то в своей жизни , пожалуй, впервые было невероятно приятным и интересным опытом. И то обстоятельство, что более возможности быть полноценной госпожой в собственном доме, почти сравнявшись в возможностях со свободными мусульманками, было ложкой дегтя в этой бочке меда и султанша несколько приуныла. В конце концов за все стоит платить, да и ничто не вечно под этим небом.

- Иншаллах, мой лев, разве могло быть иначе?  - она улыбается то ли собственной мысли о том что Селим все-таки рядом, цел и здоров, то ли своему смущению, то ли свежей мысли о том что дни вольностей прошли, и ставит едва чашку на столик, едва пригубив лакомства.

- Не знаю что еще можно рассказать кроме того, что было в моих письмах. Дети, Айбиге, - она запинается на мгновение вспоминая черные глаза наложницы и события трехлетней давности. Как  сложно был выстроен между ними мир!

- Я завершила ремонт в Кютахье, Феридэ калфа уже получила приказание подготовить все расходные книги к твоему приезду. Разного рода мелочи, то тут, то там, но они совершенно не подходят для обсуждения сегодня, Селим. Все это потом, завтра, мой шехзаде, - гречанка осторожно опустила ладонь на плечо мужчины придвигаясь ближе и инстинктивно пододвигая к нему поближе тарелку с бараниной , тушеной с хурмой и гранатом.

Все как былые времена.

- Айбиге здорова, дети здоровы. Не убавить, ни прибавить. Но позволь мне спросить тебя нечто очень-очень важное, - и лукавая улыбка расцветает на женских губах.

- Что ты привез в подарок Джихангиру потому что если это не белый жеребец самого шаха, то Аллах, Аллах, нас ждет настоящая катастрофа, мой шехзаде!