Если по пути в столицу Мевхибе Султан терялась в догадках относительно своей будущей участи, и могла лишь представлять себе их с шехзаде встречу, то теперь в сомнениях и фантазиях отпала нужда. Встреча с Абдуллой после его возвращения из похода дала матери четверых его детей понять, что не смотря на прошедшие годы её возлюбленный не остыл, не простил ей её ошибки.
Мириться с этим было тяжело. Душа султанши кровоточила день ото дня, а ненавситный столичный дворец будто давил на неё что было мочи, заставляя играть по местным правилам. В Бурсе она бы просто закрылась в своих покоях и никуда не выходила, день ото дня терзаясь в своих муках. Здесь же вокруг было слишком много змей, змей разного размера и ядовитости, со своими планами и умыслами. Кто-то из них хотел занять её место в постели и сердце шехзаде, кто-то навредить ему в угоду другим наследникам, и Мевхибе не могла позволить себе расклеиваться, давая этим самым гадюкам повод думать, что у них появился шанс сделать свой бросок.
- Которая? - тихо спросила султанша у своей верной хатун, степенно останавливаясь в дверях гарема и осматривая девушек, что выстроились по обе стороны, чтобы поприветствовать госпожу.
- Вон та, госпожа, слева. Высокая, с длинным носом. - Голос Эсмы звучал почти брезгливо, она была сильно привязана к Мевхибе и детям, и воспринимала появление новых женщин в покоях шехзаде почти так же ревностно, как и сама фаворитка второго сына султана Сулеймана.
Коротко кивнув, Мевхибе двинулась вперёд по проходу гарема, сложив руки перед собой и согнув их в локтях, в то время как её пытливый взгляд с интересом рассматривал девушку, которой посчастливилось оказаться в постели шехзаде Абдуллы. Высокая, длинноногая, с длинными волосами цвета вороного пера. Подобное сходство должно было бы льстить госпоже, и она даже усмехнулась, поровнявшись с хатун и на секунду остановив на ней взгляд. Конечно, лицом она была далека от совершенства, однако если затушить пару свечей и включить немного воображения...
Услышав за своей спиной шушуканье и возню, султанша остановилась и обернулась. Почти все девушки стояли все так же смирно, склонив головы, как того требовали обычаи, в то время как та самая хатун, которую госпожа так внимательно рассматривала всего несколько секунд назад, уже выпрямилась и о чем-то шепталась с другой девушкой.
- Хатун, а ну закрой рот! Ты что, не видишь, что перед тобой госпожа? - зашипел было на неё евнух, завидев реакцию Мевхибе, но было уже поздно. Развернувшись всем телом, султанша медленно направилась обратно, останавливаясь подле рабыни, которая кажется слишком много о себе возомнила.
- Отчего же, Гюль ага, пусть девушка скажет, что хотела. Она ведь теперь фаворитка шехзаде, и думает, что ей пологается особое отношение. -
Произнося это, Мевхибе Султан смотрела прямо в глаза бесстыжей хатун, а губы её были изогнуты в улыбке, скорее напоминающей оскал.

На пути Мевхибе Султан встречалось множество разных женщин. Некоторые из них были самоуверенными и дерзкими, некоторые наоборот тихими и слабыми, кто-то был робок и сер, как церковная мышь, кто-то скорее напоминал зловредную наглую крысу, однако от каждой из них госпожа так или иначе избавлялась, находя новые и новые методы. Она не привыкла сдаваться, с самого своего рождения вынужденная зубами цепляться за эту непростую жизнь, потому меньше всего на свете Мевхибе Султан боялась людей.
Возможно, в гареме от неё ждали иной реакции. Возможно они думали, что она начнёт кричать, или и вовсе ударит болтливую хатун по лицу за такие дерзкие слова в свой адрес. Госпожа же лишь шире усмехнулась, глядя на хатун с интересом. Она хорошо умела контролировать собственный гнев, и сейчас это умение было весьма кстати.
- Так ты значит угрожать мне вздумала? Да ещё чем? Что шехзаде тебя о подарках спросит? Наивно дитя. Неужели ты думаешь, что ему есть дело до того, что ты скажешь? Что для него имеет значение, понравились ли тебе ткани, которых он никогда и в глаза не видел, а лишь приказал аге что-то тебе прислать, потому что того требуют обычаи? -
Султанша чуть склонила голову на бок, а лицо её выражало какое-то снисхождение. Конечно, все сказанное ею преследовало лишь одну цель - унизить раздражающую её хатун, однако это совсем не значило, что её слова не были правдой. Мевхибе хорошо знала Абдуллу, и прекрасно понимала, для чего он делает то, что делает. Как знала и то, что он совершенно точно не выбирает лично подарки для хатун, с которыми провел лишь несколько ночей.
- А если хочешь оказаться в покоях шехзаде, которому тебе так хочется угодить, ещё хоть несколько раз, послушай моего совета: не вздумай жаловаться ему на мать его детей. После такого он вряд ли захочет звать тебя в свою постель, уж поверь мне. Многие совершали эту ошибку, и они уже давно забыты, а я все ещё здесь. -
Этот разговор под пристальным взглядом гаремных девиц заставлял сердце госпожи пылать от боли и ярости. Хоть она и не подавала виду, а внутри у неё бушевала буря. Если бы сейчас поддалась султанша собственным порывам, то непременно схватила бы эту самодовольную девку за её длинные волосы и ударила головой о каменную колонну. И била бы до тех пор, пока череп её не треснул бы в руках госпожи, а голова не стала мягкой, как зрелый персик.
Держать себя в руках становилось все труднее, потому госпожа предпочла не продолжать этого бессмысленного разговора. Развернувшись, она решительным шагом направилась прочь, только вот маршрут её резко изменился. Она больше не направлялась в свои покои, она шла прямиком в покои Абдуллы, не обращая внимания на причитания Эсмы, что семенила возле госпожи, стараясь отговорить её от этой затеи.
- Сообщите шехзаде, что Мевхибе Султан пришла. - твердо велела она стражникам, что стояли у дверей в покои Абдуллы.
- Госпожа, прошу, одумайтесь, только хуже будет.. - взмолилась Эсма, но Мевхибе не слушала её.
Ага отворил перед ней дверь, и она влетела в покои отца своих детей подобно холодному вихрю, что бушевал сейчас в её душе.
- Неужели ты не смог придумать наказания лучше, чем унижать мать твоих детей на глазах у всей столицы? - резко начала она, чувствуя, что сдерживать свои чувства у неё больше не осталось сил. В глазах её не было слез, она запретила себе плакать, но голос её дрожал, этого она изменить не могла.
- Если не желаешь меня видеть, если хочешь сделать больно, прикажи казнить меня, отрубить голову, или сошли в старый дворец, и я сделаю все сама. Но сделай мне и себе одолжение, не опускайся до этой грязи, не заставляй меня выслушивать дерзости от твоих новых фавориток посреди общего гарема. -