Чем больше говорила управляющая гаремом, тем яснее становилось девушке, что помогать ей вернуться домой госпожа не собирается. Конечно, она могла бы возразить, что у них во дворце ее могли бы осмотреть точно так же, как осмотрели по прибытии в гарем, и убедиться, что она все еще невинна. Могла она и сообщить, что до своего прибытия в столицу Османского государства сама сбежала из дома, и если бы она вернулась, никто бы и не узнал, что она побывала в султанском гареме. Однако был ли в этом какой-то смысл? Полагать, что управляющая гаремом ответит что-то вроде "тогда другое дело", и уже вечером отправит ее на пристань ждать коробля было так же глупо, как надеяться, что солнце завтра встанет с другой стороны.
От подобного осознания сердце Катажины будто начало пропускать удары. Время замедлилось, в ушах на секунду зашумело, и она еле заметно пошатнулась, глядя на златовласую султаншу перед собой опустевшим в миг взглядом. Неужто такова ее судьба? Неужто ей больше никогда не суждено увидеть свою матушку, поцеловать сестру и брата? Неужто она навсегда останется в этой каменной тюрьме, запертая в самом сердце Османского мира?
Атийе Султан будто прочитала ее мысли, отвечая вслух на вопросы, которые Катажина задала лишь в своей голове. Она говорила, что в этом дворце каждая выбирает, какой ей быть, будто давая утопающей принцессе надежду на спасение. Значило ли это, что при должном старании и ей суждено обрести здесь свое влияние и счастье? Значило ли это, что даже будучи рабыней она все еще может надеяться на счастливый конец?
- Что же мне делать? - тихим, охрипшим от подступившего к горлу комка и бесчесленного числа пролитых ранее слез голосом спросила Севда, постаравшись задать свой вопрос на турецком. Она быстро смекнула: первое, что ей нужно - научиться разгоравивать на языке тех, в чей дом она попала, пусть и против своей воли. Никто не станет возиться с неразумной девкой, которая не может даже выразить своих мыслей. А мыслей у нее было много, не зря ведь все детство провела она с учителями и сиделками, что читали ей книги.
- Как мне стать такой же, как вы? -
Она понимала, что вопрос этот может прозвучать грубовато, но ее слабые познания не позволяли ей сформулировать фразу иначе. Мельком увидев в зеркале по правую сторону от султанши свое отражение, Катажина заметила, что плечи ее опустились, глаза подернула безжизненная пелена, а кожа была такой бледной, что казалось, крови в ее теле нет и в помине. Неужели глядя на все это управляющая гаремом и правда верит, что у этой девочки, больше похожей на выброшенную на берег рыбу, есть шансы на какое-то положение и влияение?
Одернув себя, польская принцесса вновь выпрямилась и чуть вскинула подбородок, левой рукой незаметно ущипнув себя за ляшку сквозь платье. Если бы у нее была возможность отвернуться, она бы пощипала себя за щеки, чтобы придать своему лицу здоровый вид, но управляющая гаремом смотрела на нее слишком внимательно, потому приходилось довольствоваться тем, что есть.
Катажина понимала: управляющая гаремом не зря рассказала ей все это. За время своего нахождения в гареме не слышала она, чтобы кто-то из рабыть удостаивался аудиенции с ней для простого разговора по душам, потому понимала, что златовласая султанша что-то увидела в молодой принцессе, и кажется готова поддержать ее, как когда-то поддержала ее саму Сафие Султан. Полячка не знала, было ли дело в ее внешности, или их общих корнях, или возможно виной всему стал ее отчаянный шаг, заинтересовавший госпожу, но упустить такую возможность принцесса не могла.